Весь Мир Hi-Fi

Веселый месяц май 1968 года

В этом году ровно 50 лет исполняется маю 1968 года. Это очень важный май в истории мировой контркультуры. Тот год вообще оказался очень показательным, многое определяющим и практически судьбоносным. Похоже, человечество не могло жить дальше так, как жило до этого, или не хотело.

Вспоминая 1968-й, прежде всего говорят о Париже. Хронологически он был первым, парижский май, но те студенческие бунты не получается назвать чем-то, кроме как праздником непослушания: словосочетание, изобретенное Сергеем Михалковым, оказалось стопроцентно подходящим к событиям той весны. Самое любопытное заключается в том, что куда более значимые революции второй половины XX века прошли до того. Весь порыв Парижа-1968 с легкостью укладывается в фильм Жан-Люка Годара «На последнем дыхании», снятый на восемь лет раньше. Если внимательно просмотреть более поздние картины Годара (вплоть до 1968-го), выяснится, что режиссер не фиксировал происходящее вокруг и даже не осмыслял — он создавал персонажей для майских событий, если не срежиссировал эти самые события.

Но был ведь уже рок-н-ролл, который бескровно захватил планету еще в конце 50-х и к 1966-му вышел на уровень искусства. Это было куда значимей перевернутых «ситроенов» в Латинском квартале и дадаистских лозунгов. При этом, как ни странно, миры молодежного бунта и бунта культурного практически не пересекались. Активность молодежи и энергетический заряд рок-н-ролла были разнонаправленными. Ближе всех к парижским бунтарям был Джим Моррисон из The Doors, но даже и у него, идеального персонажа праздника непослушания, не возникло мысли лететь на майские баррикады. Для Моррисона этот город был местом иных сражений — в нем жили и умирали Бодлер, Рембо, Верлен. Он и сам приедет туда чуть позже, чтобы умереть и лечь на кладбище Пер-Лашез.

The Doors на виниле в нашем каталоге

В Париже вместе с Моррисоном пускался в загулы его дружок Джими Хендрикс», великий гитарист Джими Хендрикс. Он раздвигал границы музыки в буквальном смысле руками; его революция происходила не на улице, а внутри. До внешней ему особого дела не было.

Jimi Hendrix на виниле в нашем каталоге

Даже The Beatles, чья песня Revolution явно совпадала со временем, пели так: «Ты говоришь, что хочешь революции, — да, мы все хотим изменить мир, но, если ты говоришь о разрушении, не зови меня с собой…». Это потом Леннон провозгласит «Власть — народу», станет петь про «героя рабочего класса», давать деньги стремным левакам и ходить на протестные мероприятия, но бросит все и предпочтет воспитание сына даже сочинению песен.

Весь ассортимент товаров с атрибутикой The Beatles в нашем каталоге

Весельчакам с парижских баррикад идеологически ближе были революционеры от академической музыки — от Джона Кейджа до Лючано Берио, например. Берио, кстати, именно в 68-м создал свою знаменитую Sinfonia (через букву «н»). Первая ее часть была написана на тексты антрополога и структуралиста Клода-Леви Стросса, вторая посвящена убитому в том же 68-м Мартину Лютеру Кингу — еще одной тогдашней иконе, а в третьей звучали тексты Джеймса Джойса, Сэмюэла Беккета и лозунги парижского мая. Но под Берио плясалось не очень. А без плясок какой карнавал?

Так повелось, что французы, даже самые прогрессивные, предпочитают свое. Была во Франции эпоха биг-бита, была и есть мощная школа экспериментального и арт-рока, но песенная культура родного языка куда сильнее. Свобода свободой, а «Марсельеза» и Sur le pont d’Avignon, песенки Мистингетт, Азнавура, Беко и Монтана звучали в окрестностях университета куда чаще, чем тот же продукт, но от Леннона и Маккартни, Ричардса и Джаггера, Моррисона и Хендрикса. Под франкофонию хорошо было плясать; поэтому, наверное, парижская революция и кончилась довольно быстро — на баррикадах не потанцуешь вдвоем, а именно в парных танцах французы сильней прочих.

После парижского мая был пражский август, когда в социалистическую Чехословакию вошли советские танки. В СССР на Красную площадь вышли протестовать семеро; их судьба известна. США продолжали воевать во Вьетнаме — и через неделю после Праги в Чикаго, во время конвента Демократической партии прошли массовые антивоенные выступления, которые разогнала полиция. Хиппи там были, рок-н-ролла не было. Он приехал в Париж к Новому году, как сюрприз, развлечение: три с половиной часа в студии канала ORTF длился своеобразный «Голубой огонек» с участием, помимо прочих, The Troggs, Aphrodite’s Child, Fleetwood Mac, The Small Faces, The Equals, Pink Floyd и The Who. Последние, кстати, год спустя, на Вудстоке еще жестче разграничат политическое и музыкальное пространства. Когда романтичный и вдохновенный лидер йиппи Эбби Хоффманн, увидев такое количество людей, решит, что самое время агитировать — и, выскочив на сцену во время выступления The Who, завопил в микрофон: «В то время как Джон Синклер гниет в тюрьме!» (Синклера, менеджера группы MC5, накануне замели с наркотиками) — гитарист The Who, англичанин до мозга костей Пит Тауншенд завопит: «Вали со сцены! Вали с моей сцены!», а потом огреет Эбби гитарой по голове. Американцы, кстати, были недовольны, им порыв Хоффманна импонировал, но The Who свою программу до конца доиграли. Такой вот эпизод.

Весь ассортимент товаров с атрибутикой The Who в нашем каталоге

…Праздники непослушания рано или поздно кончаются, а революция, дав толчок под задницу нескольким ярким персонажам, неизменно уступает место эволюции — с этим ничего не поделаешь. Как бы того кто ни желал, перманентной революцию сделать пока не удалось, и слава богу. Если вспомнить курс истории, то революции часто начинаются с лозунга «Здесь будут танцевать», но кончаются в лучшем случае гильотинами. Пряников всегда не хватает на всех, как пел Булат Окуджава.

Его первая пластинка вышла в Париже. В том самом 1968 году.